3 июля День Победы над хазарией - 2 Июля 2009

3 июля 964 года дружина князя русов - Святослава одержала сокрушительную победу над иудейским войском Хазарского кагана. Столица Хазарии - Итиль была взята войском Святослава и разрушена, затем были взяты и разрушены ключевые крепости Хазарии, составлявшие основу её паразитарной власти.
День Победы над Хазарией

День памяти Князя Святослава

День славления Князя Святослава Игоревича (около 942—972). У славян в этот день было принято проводить ритуальные поединки, воинские посвящения и славить Перуна.

Русский историк Н. М. Карамзин назвал его «Александром (Македонским) нашей древней истории». По словам академика Б. А. Рыбакова:

Святослав, великий князь киевский, — сын Игоря и Ольги, в значительной мере правившей при сыне государством (до ее смерти в 969 году), поскольку князь все время проводил в военных походах. В 964—66 годах (в 22 года) Святослав предпринял первый самостоятельный крупный поход: освобождение вятичей от власти хазар и подчинение их Киеву. Затем последовали походы на Волгу и Северный Кавказ, разгром Хазарского каганата.

В 967 или 968 годах, используя предложение Византии, стремившейся ослабить своих соседей Русь и Болгарию, столкнув их друг с другом, князь Святослав вторгся в Болгарию и обосновался в устье Дуная, в Переяславце. Византийское правительство, чтобы воспрепятствовать утверждению Святослава в Болгарии, послало к Киеву печенегов. Он возвратился на защиту столицы, но, отбив печенегов, снова пришел в Болгарию.

Около 971 года Святослав в союзе с болгарами и венграми начал воевать с Византией. После боя с превосходящим по численности византийским войском у Большого Преслава и Доростола, выдержав со своим войском трехмесячную осаду, Святослав Игоревич заключил в 971 году мир с Византией. На обратном пути в Киев князь Святослав у днепровских порогов погиб в бою с печенегами, которых византийское правительство предупредило о его возвращении.

Святослав вошел в историю Древней Руси как яркий пример воинской доблести. Его речь перед последним решающим боем с византийцами под Доростолом — свидетельство высокого понимания значения воинской чести в древнерусском обществе:

С ПРАЗДНИКОМ!!!

О чем пойдет речь:

1. Предопределение жизненного пути Святослава

4. Падение Хазарии в восточных летописях и споры ученых

Предопределение жизненного пути Святослава

Князь Святослав, сын князя Игоря и княгини Ольги, первый из князей Киевской Руси подлинным и великим делом доказавший всем - и славянским своим подданным, и внешнему, огромному миру - что государство его, что его власть великокняжеская существуют не зря, что не напрасно его государство протянулось от моря и до моря с севера на юг и вольно раскинулось на восток и запад, пошел по первому пути. В основном...

Рассказы о походах своего отца и потрясение от его смерти, месть матери за эту смерть - месть неотвратимая и беспощадная, породившая новые, многие смерти - навсегда войдут в его душу символами веры, примерами для подражания. Но запомнит он и иное - несправедливость отца по отношению к людям, ставшую именно поэтому, из-за нанесенной неправедной обиды, поправшей стародавний обычай, причиной его смерти. Запомнит и коварство матери, мстившей за мужа. И размерами, и свирепостью месть эта превысит святое право ответить ударом на удар и взять око за око. Этого он, не приняв раз детским сердцем, не сможет принять уже никогда. И никогда не пожелает; и не сможет поступать так, как поступать нехорошо, нельзя.

Он войдет в историю как князь-полководец, князь-воин, предупреждавший врагов о скором своем приходе и грядущих битвах всегда загодя - его знаменитое "Иду на вы!" станет с тех пор боевым кличем славян, прямых и храбрых, сильных и искренних. Он верил в себя, свято чтил свое слово. И верил чужим клятвам, не желая для себя принимать ту скользковатую, но практичную мысль, что слово изреченное - есть ложь. Слово, он считал, часть твоей души, твоей совести, и, раз произнеся его, ты должен держать его, не жалея для этого ничего. Ибо нет ничего драгоценнее на свете, чем правда, чем праведное общение между людьми, вместе пришедшими в этот бескрайний мир и вместе призванными здесь жить.

Так понял он завет отца, обучавшего его не словами, но своей жизнью. О подвигах его долгими вечерами - после тяжкого дневного обучения воинскому искусству - неторопливо рассказывали ему боевые побратимы князя Игоря. Естественно, опуская то, что ребенку знать было еще не положено, рано, и творя тем самым прекрасную волшебную сказку, в которой жил великий и могучий воин, храбрый и всегда справедливый.

Рано лишившись отца, сохранив о нем лишь смутные воспоминания и зная его лишь по разговорам-думам других, Святослав всегда будет считать его для себя примером, примером служения Руси, которую Игорю, прозванному Старым за долгие годы державной работы и за те годы, в которые он сел на киевский престол, пришлось в эти годы многажды строить, крепить, защищать.

Кто знает, как бы воспитала мать после смерти мужа сына, и кем бы стал Святослав, останься он при Ольге? Но битва с древлянами, определившая судьбу его матери - полновластной правительницы государства, - решила также и жизнь, и будущее молодого князя. Он начал свое правление - пока пусть еще и номинальное - с открытого, прямого, отважного дела, приняв участие в битве. И причина для сечи была для юного властителя святая - месть за убитого отца. Так имя нового русского князя определило весь его жизненный путь.

Так же, как начал он свой жизненный путь с прямой брани, так и прожил он всю свою жизнь князя-воина, сверяясь с направлением полета боевой стрелы, так же и погиб, не пожелав отказаться от всего того, чему всю жизнь верил и чему следовал, но ища отваги и мужества. И самой высшей для вождя чести - разделить судьбу своего войска, не покинув его в тяжкую минуту смертного испытания.

Первые впечатления младенчества, впечатления, переживаемые в детстве, глубоко врезаются в память: яркое впечатление - кровавой победной сечи - перевернуло маленького Святослава. Оно, разумеется, могло бы со временем стереться, поблекнуть, - если бы его воспитатели ставили себе подобную цель, но оно лишь обросло плотью и кровью деталей и подробностей в бесчисленных пересказах его пестунов, ибо они воспитывали из мальчика прежде всего воина, предводителя.

Этими пестунами Святослава стала его дружина. Ко времени смерти отца над ним уже были с большим торжеством совершены постриги (обряд, шедший с седой старины и заключавшийся в пострижении головы кругом под гребенку, с оставлением будущего запорожского оседельца, и первом сажании на коня), но будь Игорь жив, мальчик бы еще долго оставался под опекой матери. Но тут на единственного князя, хотя и малого годами, предъявила свои права вся Земля и дружина.

Новгородцы потребовали Святослава к себе, объясняя, что-де не привыкли жить без князя. Ольга уважила свой богатейший удел. А дружина в новой обстановке окончательно взяла в свои руки воспитание нового своего вождя.

Он вышел из рук своих воинов таким, каким и остался в веках, как мало кому доступный образец доблести, воинского умения и непоколебимой чести. Он вырос дружинником.

В этой среде у всех был лишь единый интерес - война, и она стала смыслом жизни и заботой молодого князя. Здесь ценилось лишь одно - беззаветная храбрость и отвага, и его горячая кровь еще более вскипела под воздействием подобного воспитания. Он возрос на началах дружинной чести, и единственным мерилом его деяний стало слово его воинов, а высшим идеалом - слава воина, верного своим боевым побратимам и их общему слову. Это видно даже и в том, что, когда Ольга, приняв христианство, начала уговаривать и сына последовать ее примеру, он отказался, сославшись на то, что дружина, не принимавшая новую веру, будет смеяться над ним. И тем самым показал, что воинское братство дороже ему родной матери. И Ольга смирилась.

Прошедшие годы изменили княгиню - даже для нее, природной правительницы, не прошли даром. И прежде всего - не прошли бесследно первые дни и месяцы ее власти. Вспоминая их с каждый годом все больше и больше, она ловила себя на мысли, что многое сделано было не так, как должно, что есть иные способы у властителя, помимо железа и крови. Эти думы приведут ее к новой вере, которая сможет стать подспорьем ей и ее потомкам в делах власти, дабы никогда не повторилось свершившееся с князем Игорем. В 957 году она поедет в Константинополь, где ее окрестит сам патриарх. Она будет надеяться, что Русь, ведомая ею не один год, и в этом пойдет за ней, но Русь пойдет за ее сыном-воином. Лишь внук исполнит ее заветную волю - и через столетия Русь будут называть Святою...

Дружина вождя-воителя

Если дружина создавала себе нового вождя-воителя, то и Святослав, в свою очередь, создавал себе новую, невиданную доселе в Русской Земле, дружину. При его отце и ранее войско всегда собиралось от всех союзных и покоренных племен, то есть по сути представляло собой механическое соединение племенных дружин-ополчений. Юный же князь собрал около себя единую дружину, где собранные с юности витязи забывали свою племенную особицу и становились едиными русскими дружинниками и друзьями князя. Они росли в воинских забавах и утехах бок о бок со Святославом, и когда вырос он, рядом с ним выросла и рать, вскоре удивившая большую часть обитаемого мира.

Повзрослев вместе, они привыкли к общему быту, и Святослав ничем не отличал себя от войска - равно со всеми деля тяготы похода, голод и холод. Как и все, он не будет возить в походы повозок с едой, питьем и постелью. Выросшие, подобно юным спартанцам, на пределе возможного, они с презрением будут отвергать все удобства, умея довольствоваться малым. А если есть необходимость - отказываться и от этого малого. Так же как и викинги, Святослав и его войско могли по нескольку дней не пить и не есть, что ни в коей мере не отражалось на их всесокрушающей боеспособности.

Впоследствии летописец так напишет о князе: "И легко ходя, аки пардус (т.е. барс), войны многи творяше". Он, воистину, ходил легко - не брал даже котлов для варки мяса, лишь оружие. Питалось же войско, не исключая и князя, лишь тонко нарезанными ломтями мяса, запеченными на угольях. Не нужны были и шатры - Святослав и дружина спали на подседельном войлоке, подложив голову на седло. Но за этой внешней простотой и, как может показаться, беспечностью, уповающей лишь на воинское счастье, стоял холодно-блестящий расчет, при котором выверялось все: направление похода, его протяженность, факторы, могущие его затянуть, количество провианта - необходимое и достаточное, возможности его пополнения в ходе продвижения. Словом, поход представлял собой тщательно спланированную акцию, имевшую мощный фундамент в глубокой, многоцелевой разведке.

И после того, как все было выверено, подсчитано, взвешено, когда всему была определена мера и цена, только тогда раздавалось знаменитое Святославово предупреждение врагам: "Хочу на вас идти!"

Пусть неприятель знает о походе - войну не скроешь. Приготовления закончены, и врагу не успеть в краткий срок проделать у себя то же самое. Нет, пусть он знает заранее, что грядет беда, пусть заранее боится войны - как рока, от которого нет спасения и который ужасом предстоящего парализует сегодняшнюю энергию, когда еще можно успеть что-то сделать для завтрашнего спасения.

Так учили Святослава умудренные жизнью и битвами дружинники, видевшие смертный блеск железа на всех четырех далеких горизонтах. Если ты силен, говорили юному князю, не бойся сказать об этом соседу - пусть он дрожит. И тем сильнее, чем больше донесется до него слухов о твоих предшествующих победах, добытых после твоего слова: "Иду на вы!" Пусть он заранее знает, что нет ему спасения, и лишь покорность спасет его. Покорных примечай, но не возвеличивай особо - иначе это будет дурным примером для собственной земли. Сопротивляющихся - убей, но без мук; пусть их доблесть будет награждена высшим отличием воина - мгновенной смертью в бою. Если слаб сам - скрой это: а не можешь скрыть - преувеличь эту слабость, дабы враги польстились на твою беззащитность. Раз обжегшись на молоке - в дальнейшем они будут дуть на воду.

Святослав усвоил все. И все взял - кроме последнего. Он слишком рано начал приобщаться к суровой правде воинских и державных хитростей, и детская душа отвергла ложь. Даже если она во спасение. Но зато он принял всем сердцем, что главная сила - в слове, предшествующем деянию, в деянии, провозвестником кото-рому служит слово, в нерасторжимости слова и дела. Сказал - сделай, как обещал. Пусть все видят: твои слова - не легкий пух на ветру, но могильный камень над прахом твоих противников.

Вооруженный знанием этой простой и великой мудрости, он пройдет, подобно ножу, взрезающему свежее потеющее масло, далеко на восток, юг и запад, множа и множа свои бесчисленные победы.

В начале бесконечной череды своих походов он пошел на Волгу. Шел 964-й год. Пятьдесят лет назад, в битвах с хазарам и, буртасами и болгарами здесь погибла почти вся рать его отца, возвращавшаяся из Каспийского похода. По дедовским законам Русь не могла оставить без отмщения своих обидчиков и должна была помнить о сем долге до третьего колена. Ныне шли именно дети и внуки погибших, шли огнем и мечом напомнить о прошлой - воистину смертной! - обиде. Святослав шел, как преемник великого князя Игоря, смыть позор, лежавший на его предшественнике, как сын, он шел мстить врагам своего отца. Этот первый его поход был единственным, когда в дела войны вмешались понятия чести и долга. В дальнейшем война выступит в чистом ее виде - как квинтэссенция славы и пользы.

Но и здесь уже видны эти мотивы - русские купцы, заинтересованные в свободе пути, соединяющего юго-восток и северо-запад великой равнины (все течение реки Волги), терпели здесь постоянные притеснения и обиды, рассказы о которых лишь подогревали князя.

Поход сначала проходил по земле северян, покорных Киеву, а затем - по землям все еще самостоятельных вятичей. Святослав не тронул строптивцев, не желая иметь у себя в тылу того, кто в случае общей неудачи похода вполне может поставить здесь последнюю в нем точку.

Он проплыл далее - на настоящего врага. Первой под его мечом пала Волжская Булгария, ее армия была разгромлена и рассеяна, столица Булгар и другие города захвачены, их население разогнано. Так же поступил Святослав и с буртасами - города были взяты на копье и сожжены, жители - рассеяны. А затем пришла очередь Хазарского каганата - еще недавно одной из крупнейших и богатейших держав, простиравшей свои щупальца на западе до славян-вятичей, на востоке до бескрайних равнин Сибири, подступавшей на юге вплотную к мусульманскому миру, а на западе - к самой Византийской империи.

Русское войско появилось на границах хазарских владений с непривычной стороны - с севера, в то время как обычно русы продвигались по Азовскому морю и Дону. Каганат всегда считал себя прикрытым с севера от любых неожиданностей союзниками - ныне их не стало. В этом видно начало свободного замаха славянского меча, через малое время совершившего полукруг - от Волги до Дуная, от северо-востока - через юг - на запад. Хазары, гордые столетиями предшествующей воинской славы, решились, несмотря на печальную участь булгар и буртасов, на открытую битву. Решающая сеча произошла недалеко от хазарской столицы - Итиля, там где горло Волги, скоро впадающей в Каспий. Навстречу Святославу вышло величественное войско, ведомое самим каганом, показывающимся на глаза своим подданным лишь в особо исключительных случаях. Тут был как раз именно такой случай; и Святослав, и каган понимали, что в этом бою решится участь Хазарии: быть ей или пасть, ибо другого войска у хазар не было, за спиной же лежала беззащитная столица.

Да, неприятель противопоставил Святославу все, что мог собрать. В первых рядах войска были "черные хазары", легкие конники, не носившие в бою кольчуг, вооруженные лишь луками и копьями-дротиками. Начиная бой, они засыпали противника железной пылью стрел и дротиков, расстраивая порядки наступающих. Сзади них располагались "белые хазары" - тяжеловооруженные всадники в железных нагрудниках, кольчугах, шлемах; хазарская знать и их дружины, всецело посвятившие себя войне, хорошо владевшие оружием, с которым почти никогда не расставались, - длинными копьями, мечами, саблями, палицами, боевыми топорами. Они должны были ударить в момент первого успеха "черных хазар" и вырезать дрогнувшее войско.

Здесь же была и гвардия хазарского царя - наемники-мусульмане, мастера боя, с ног до головы закованные в сталь и даже на "белых хазар" - зная себе цену - поглядывавшие несколько презрительно. А в городе скопилось пешее ополчение, впервые за множество десятилетий осознавшее, что власти сегодня нужны не их деньги, но их жизнь, и понимавшие, что в случае поражения не будет ни власти, ни жизни.

Русские двинулись вперед монолитной стеной щитов, прикрывавших воина от шлема до стальных поножей. Стрелы и дротики отскакивали от этой стены, устремившей вперед стальной клин. Погасив наступательный порыв ринувшихся вперед "белых хазар" частой стрельбой из луков, дружина Святослава ударила как один человек, мастерски - безостановочно работая длинными прямыми мечами и боевыми топорами...

И великая держава, веками заставлявшая трепетать своих соседей и проходившая иногда насквозь земли славянских племен в своих походах за живым товаром, почти сразу съежилась, сжалась, потеряв свою воинскую силу. А еще ранее - видимо и воинскую доблесть: ибо хазары наряду с гвардией не устояли под ударами новой русской дружины и показали россичам спину, открыв тем самым дорогу на столицу. Жители спешно покидали ее, включая и несостоявшихся ополченцев, радующихся сейчас лишь одному - что не успели они выйти на рать против славян. Все - и остатки чудом уцелевшего войска, и еще недавно гордые своим положением столичные жители - бежали на пустынные острова Каспия, понимая, что в степи не скроешься - несколько облав непостижимого врага, и ты - либо мертвец, либо раб.

Но победителям было пока не до них - их решили предоставить собственной судьбе. У Хазарии были и другие города, и поэтому, взяв во дворце кагана, знати и купцов большую добычу и предав город огню, дружина, ведомая Святославом, пошла на юг - к древней столице каганата, Семендеру. В ту пору в здешних крепостях сидел свой царь, имевший собственное войско. Святослав лишил его и того, и другого - войско разбил и рассеял, город захватил, царя со сподвижниками принудил к бегству в горы.

Волга смирилась. И Святослав прыгнул. Воистину как барс. Вместе с войском он исчез в бескрайней степи, разбросав во все стороны пальцы-дозоры, задачей которых было пресечь любые известия о его движении - так поступал он всегда. И объявился уже у Черного моря - у подошвы Кавказских гор, смирив тут железной рукой ясов и касогов. Впереди был край вчерашней державы хазар - море, а между ним и Святославом - крепость Семикара, которую взяли штурмом с ходу. А вскоре показались и города, запирающие Азовское море - Тмутаракань и Корчев. Русичи ударили и города лишились хазарских наместников, не слишком любимых местными горожанами, которые вместе с воинами Святослава очищали от хазар крепостные стены. Так было заложено будущее русское Тмутараканское княжество.

Дальше в Крыму лежали богатые и беззащитные сейчас владения Византии, и их жители замерли в смертном ожидании, с ужасом представляя, что сделают с ними невесть откуда появившиеся у самых их границ варвары. Но Святослав не ударил - он хотел не добычи, но победы, победы над каганатом, все еще висевшим камнем на шее. Он повернул на север, оставив в тылу нетронутыми земли Империи, черед которой еще не пришел. Пройдя по Дону, русские обрушились на Саркел - шестибашенную мощную крепость, в цитадели которой, за высокими стенами устремившимися в небо, гордо возвышались еще два башенных шпиля, выше остальных. Крепость была выстроена на мысу и с трех сторон омывалась Доном, вдоль четвертой же хитроумные византийские зодчие прорыли два глубоких рва, призванных охладить наступательные порывы возможного неприятеля. Но строители крепости, как и ее защитники, не причисляли к нему русские дружины - и, оказалось, напрасно.

Саркел был взят штурмом, сожжен, а после почти в буквальном смысле стерт с лица земли. Оставив в захваченных землях малые дружины (а оставленным дружинникам в Тмутаракани - и особый наказ: тревожить Византию), Святослав вернулся в Киев.

Все земли, через которые он прошел за три года боев и походов, покорились ему. И лишь славяне-вятичи спокойно отнеслись к тому, что отныне со всех сторон держава грозного Киевлянина окружала их земли. И даже не то что спокойно, а достойно, ибо не захотели подчиниться победителю Каганата. Князю пришлось идти на них походом, и только после этого вятичи признали главенство Киева.

Дань была огромна. Киев громко приветствовал победителей, но Святослав и его люди уже начинали нетерпеливо поводить глазами в поисках очередного настоящего мужского дела - воину не престало жить прошлым, но лишь думами о будущих подвигах. И, естественно, к ожидающим судьбу судьба и приходит - ибо зачем ей понапрасну стучаться в испуганно запертые ворота, когда можно споро войти в специально отворенную дверь?

Святослав думал, что ему делать, а в это время на подобную же тему размышлял и иной государь - византийский император Никифор Фока, втянувшийся в войну с дунайскими болгарами. Помня заветы предшествующих императоров, которые учили, что варваров лучше всего смирять руками других варваров, он решил, что на роль болгаробойцы вполне может подойти Святослав. Император приказал направить к русскому князю своего посланца - сына правителя Корсуни Калокира - и выдать ему на подарки князю и дружине двадцать пять пудов золота.

Калокир раздал в Киеве золото, но он не особо бы преуспел, если бы не имел за душой тайной мысли императора, поманившего русов в Болгарию, дабы отвлечь их внимание от Причерноморья. И император, и Святослав помнили, что население Болгариинаполовину состояло из славян, так что страна сия вполне могла стать частью государства Руссов. Воистину, это была цель, ради которой можно было преодолеть невозможное.

Святослав и его дружина решили, что преодоление подобного им по плечу, и князь во главе десятитысячного войска пустился на ладьях в долгий путь.

Как всегда, несмотря на внешнюю импульсивность решений, поход был тщательно продуман и тонко осуществлен. Лишь в самом конце лета 967 года, когда Святослав уже приблизился к Дунаю и готовился произвести высадку, болгары узнали о своей судьбе. Их царь, еще продолжающий требовать по обычаю дань с Византии, поспешно собрал тридцать тысяч и бросил их против русских.

Но противник его был не из тех, кто уповает лишь на численный перевес и привык побеждать напором массы. Каждый дружинник Святослава был мастер одиночного боя, а все вместе они отлично умели биться в строю. И теперь они еще раз доказали это. Предводительствуемое Святославом русское войско выстроилось в некий многорядный монолит и железной волной ринулось на болгар. Те были разбиты. И так сильно, что не помышляли о дальнейшем сопротивлении: все уцелевшие бежали и заперлись в сильной крепости Доростол. Царь Петр от огорчения вскоре умер.

Следующий год отдал в руки Святослава Переяславец, Доростол и восемьдесят других городов-крепостей. Фактически все городки по Дунаю были в руках киевлян. Князь сел на место болгарских царей и стал управлять новой своей державой. Калокир был с ним рядом. И лишь теперь Никифор Фока понял, какую заботу он себе нажил - вместо начинавшей понемногу стареть Болгарской державы он получил в соседи великого воина, обдумывающего не менее великие планы, в которых Византии отводилась важная, но отнюдь не беспечальная роль.

Император заключил с болгарами мир против общего врага и подговорил печенегов, часть которых привел ныне в БолгариюСвятослав, напасть на Киев, успокоив их тем, что войска Святослава далеко. Кочевники обложили Киев, но стоило малой дружине русичей подойти к городу и представиться передовым отрядом войска князя, как хан печенегов дрогнул и снял осаду города. Киевляне, воспользовавшись этим, сумели послать к князю гонца, который без соблюдения дипломатического политеса передал своему повелителю и князю голос земли: он-де, князь, чужую землю ищет и блюдет ее, а от своей отрекся, а Киев вместе с его матерью и детьми чуть было не взяли печенеги. Неужели ему не жаль ни отчизны, ни состарившейся матери, ни детей своих?

Речь произвела необходимый эффект, а семя пало на добрую почву - князь, верный обычаю защиты родных пределов и людей, породивших его, равно и тех, кому он даровал жизнь, действовал со всегдашней решительностью: в невообразимо малый для подобных дел срок он оказался в Киеве. Печенеги, недавно смиренные именем Святослава, теперь были смирены его делом: пройдя облавами по землям степняков, русичи захватили их богатство - лошадей. На Русь опять снизошло спокойствие, и вновь тесно стало на ней Святославу, часто говорившему матери, что не любо жить ему в Киеве, тянет его на Дунай, в Переяславец - в середину его земли. На что княгиня отвечала только, что больна она - и куда же теперь уйдет от нее сын? Что держава - не камешек, из кармана не выкинешь. Что похоронив ее - пусть делает, как хочет, но делает, подумав. Если останется - то не воспрянет ли Византия, а если уйдет - на кого оставит Русь?

Дипломатия Святослава

Вскоре старая княгиня, прозванная в последние годы Вещей, тихо скончалась. Святослав решил, что поедет на Дунай, но, помня наказы матери, решил домашние дела по уму. Если раньше племенами-землями управляли свои природные князья, не всегда исполнявшие волю Киева, то ныне он, победитель хазар, печенегов, болгар, смиритель Византии, более свободен в державных делах - и он сажает своего старшего сына Ярополка в Киеве, Олега - у древлян, а Владимира - в Новгороде. Богатейшие и сильнейшие земли получили молодых князей - наместников великого князя. Это еще больше объединит государство в единое целое.

Поручив власть своим подросшим сыновьям, князь дал понять, что покидает Киев скорее всего навсегда и станет отныне княжить в Болгарии, сделав ее центром своего нового обширного государства.

Но болгары - по крайней мере, часть из них - думали по этому поводу нечто совсем противоположное: новый царь Борис заключил с Византией мир - естественно, против Святослава. Но и у русского князя среди болгар было отныне много союзников - князя-воина им казалось терпеть проще, чем своего царя, чересчур дружившего с греками и от них научившегося всему, в том числе и тому, как угнетать подданных. Когда же в августе 969 года русские могучей силой высадились на Дунае, то их сторонников среди болгар разом стало больше. Святослав легко прошел к столице Бориса Преславе, нигде не встречая сопротивления, и так же легко взял ее, отданную царем, признавшим себя вассалом киевского князя. Понимая, что Византия не оставит его в покое - слишком близко он был у ее порога, - князь решил не ждать первого удара, и как только перевалы Родопских гор освободились от снега, ударил сам.

Шел 970 год. Старый император Царьграда к тому времени уже был свергнут и заколот своим преемником - Иоанном Цимисхием, не менее опытным, но, пожалуй, более талантливым полководцем. Его - стратега, воина и атлета - армия любила, и он не собирался разочаровывать ее неудачами. Понимал, что войны не избежать, но, копя силы, решил пока воспользоваться оружием слабого - дипломатией. Но это и оружие умного. Святослав отклонил условия греков, и Иоанн принял это спокойно, ибо понял, что русского князя сможет убедить в имперской правоте лишь блеск стали, но не золота. Цимисхий тщательно готовил войско к предстоящим битвам, создал особые отряды "бессмертных" - специально отобранных храбрейших воинов, одетых в более крепкую броню. Нечто среднее между почетными телохранителями и гвардией - такие же были у персидских царей. И тоже "бессмертные".

Византийцам не везло - несмотря на то, что они заняли сильными заставами все известные горные перевалы, русские, вместе с приведенными Святославом в качестве союзников венгерскими и печенежскими конными отрядами, ворвались во Фракию. Варда Склир, возглавлявший императорское войско, проиграл начало кампании. Или Святославу больше везло, или же он в большей степени обладал теми качествами, которые превращают "полководца" в подлинного "водителя" своего войска, ощущающего свою армию как единое целое и могущего угадать настроение этого целого, умеющего принимать в доли секунды единственно верное решение, от которого зависит победа и - общая жизнь.

А может быть, сказались многовековые догмы Империи, решившей упорядочить и воинское искусство, наряду с искусством управления, культурой, наукой. Упорядочение выродилось в схемы, предписывающие командиру в соответствующих условиях поступать только так и никак иначе. Отступивший от правил должен быть наказан - даже если он победил. Проигравший всегда сможет оправдать свою неудачу, сославшись на неукоснительное выполнение предписанного. Лишь великие полководцы Империи смели идти на явное нарушение правил - поэтому из них чаще всего и выбирались императоры. Таким человеком был император Цимисхий, но не Склир, всего лишь опытный воинский командир.

Святослав применил урок, преподанный ему дружинниками Игоря - его воспитателями: в 941 году, когда русичи пойдут на Царьград - о продвижении русичей к Царьграду стало известно слишком рано - и к их приходу успели подготовиться. Сын запомнил недочет воинской стратегии отца и сделал из него свои выводы: враг должен знать о твоих намерениях только тогда, когда это выгодно тебе - тогда пусть он боится, чувствуя, что ничего более не успевает. И ныне он сумел пройти тайными тропами, такими, о которых греки либо не подозревали (помогли местные проводники, понявшие, что с князем лучше не шутить), либо считали их непроходимыми. Так войско Святослава вышло на воинский простор равнин Фракии.

Походя его дружина решила еще одну проблему, предложенную им Склиром, - испытанное оружие греков, засады тяжелой конницы, которые должны были изматывать неприятеля. Святослав бросил против них своих кочевников - и из охотников греческая кавалерия превратилась в дичь, почти покорно ожидающую, пока их не раздавит тяжелая кавалерия русичей. Тактика мелких уколов не сработала, и теперь греческий полководец был обречен на ожидаемое Святославом большое сражение - или и далее принужден будет терять быстро тающее войско. Это было непривычно для греков - воевать не своей волей, но по планам неприятеля. Однако приходилось смириться.

Войско славян продвигалось вперед - к крепости Аркадиополь, у стен которой стоял Склир с отборными отрядами. Узнав о приближении противника, греки поспешно закрылись за крепкими воротами, надеясь, что Святослав начнет штурм с ходу, увязнет и будет разгромлен под ее стенами. Но так не произошло - русичи остановились на открытой равнине, по которой проходила дорога к Аркадиополю и которую прикрывали с двух сторон плотные заросли.

Через несколько дней взаимного привыкания к грядущей сече Склир сделал ожидаемое от него русским князем - ночью два конных отряда тихо въехали в заросли: засада для славян была готова. С утра из ворот вышли основные силы греков и пошли в атаку на врага. Тот выдержал удар (на что и рассчитывали греки) и сам перешел в наступление, бросив вперед тяжелую русскую и болгарс кую конницу. Сзади их подпирала пехота, а фланги прикрывала легкая конница степняков. Тяжелая кавалерия Склира увязла в боевых порядках пеших дружин Святослава и вновь привычно гибла под ударами печенегов и венгров. Здесь могло бы произойти полное уничтожение греческого войска, главного щита Константинополя, но греческий полководец быстро опомнился и сумел спасти часть своих сил, которая с робкой надеждой укрылась за крепостными воротами. Для Святослава открывалась почти прямая дорога к столице Империи - через Македонию.

В Македонии Святослав одержал еще одну победу, разбив войско провинции. И тут на его пути встали греки - но уже не воины, а дипломаты. Не имея сил для отпора, они обещали многое. Князь русичей поверил их слову - как привык не разменивать попусту своего. Но почему он допустил их в свой лагерь и что надеялся услышать - о том никто не знал. Известно только, что он взял большой выкуп за завоеванное и незавоеванное, услышав торжественное обещание Византии не вмешиваться в дела болгарские, и ушел обратно в свою новую дунайскую столицу.

Но для Империи обещание было лишь пустым звуком, произнесенным и растворившимся в воздухе, - она тут же начала готовиться к новой войне. 12 апреля 971 годавойско, на этот раз предводительствуемое самим Цимисхием, быстро преодолев Родопы, появилось под стенами Преслава. Здесь находился лишь малый русский гарнизон под началом воеводы Сфенкела и небольшое количество болгарского войска.

Сфенкел, понимая, что ему не отсидеться за крепостными стенами - у греков в обозе было большое количество камнеметных машин, - решил попытать счаст